Растущий дефицит бюджета превращается в серьезную проблему для российской экономики
К осени 2025 года в замедляющейся российской экономике накопилось немало проблем, включая прежде всего нехватку ресурсов — финансовых, материальных, людских. В кругу факторов, которые тормозят рост ВВП и ограничивают промышленный, производственный потенциал страны, прочно утвердился дефицит федерального бюджета в размере почти 5 трлн рублей. Порождаемые этой ситуацией риски и наиболее вероятные пути ее разрешения «МК» обсудил с ведущим экспертом Центра политических технологий, экономистом Никитой Масленниковым.
тестовый баннер под заглавное изображение
— За семь месяцев 2025 года дефицит российского бюджета составил 4,879 трлн рублей, или 2,2% ВВП, подскочив только за июль на 1,2 трлн рублей (что абсолютно нехарактерно для середины года). До сих пор федеральный дефицит держался на одном уровне: 3,3 трлн в 2022-м, 3,2 трлн в 2023-м и 3,5 трлн в 2024-м. Весной его плановый показатель подняли до 3,8 трлн, но эта планка уже превышена. Чем обусловлены эти цифры?
— Действительно, такая динамика несколько аномальна. Причин две. Во-первых, в начале года были ускоренно проавансированы расходы по госзакупкам и госзаказу. В январе они выросли на 64,1% по сравнению с январем 2024-го. А вот дальше картина стала выравниваться, и в период с февраля по июнь превышение в годовом выражении составило лишь 14,9%. Во-вторых, именно на июль пришелся пик ослабления ценовой конъюнктуры на мировых рынках энергоносителей, прежде всего нефти и газа. В итоге нефтегазовые доходы бюджета в июле снизились на 27% в годовом сравнении, а за семь месяцев года — на 18,5%. Поэтому здесь загадки особой нет.
Скорее возникает другой вопрос: чего ожидать дальше? Если не будет каких-то экстраординарных обострений в геополитике, чреватых дестабилизацией внешних условий, тогда всё упирается в равномерность расходов по оставшимся пяти месяцам года. Конечно, надо помнить о традиционно проблемном декабре, когда авансируются или закрываются какие-то контракты, в частности в строительной сфере. Всплеск расходов весьма вероятен. Но даже с учетом этого обстоятельства, если сохранится текущая помесячная динамика, итоговый дефицит бюджета совсем немного превысит 5 трлн рублей. Ряд экспертов называет цифру 5,5 трлн (2,4% ВВП). Понятно, что скорректированного в апреле показателя в 1,7% ВВП (с январских 0,5%) достичь едва ли удастся, но в районе 2% — вполне реально. Сейчас Минфин предпринимает массу усилий по минимизации месячных приростов расходов, чтобы все-таки каким-то образом приблизиться к плановому нормативу.
«Ощущение острого дискомфорта»
— Текущему размеру дефицита некоторые аналитики дают определение «катастрофа». Это так или они преувеличивают?
— Это не катастрофа, но достаточно неприятная вещь, поскольку мы сталкиваемся с несколько более выраженными макроэкономическими рисками, чем при нормативе в 1,7% ВВП. Если показатель выйдет на уровень 2–2,4% ВВП, это еще куда ни шло. Выводы о реальной опасности происходящего можно будет делать только в сентябре, когда прояснится статистика расходов за август, а также параметры бюджета на 2026 год и на перспективу в рамках новой финансовой трехлетки. Но в любом случае превышение нормативной планки сопряжено с дополнительной бюджетной эмиссией и, как следствие, с дополнительным риском ускорения инфляции. Сейчас Центробанк прогнозирует ее в пределах 6–7% к концу года, но это довольно условная оценка. Сезонный дезинфляционный эффект исчерпан: к примеру, недельная инфляция с 19 по 25 августа составила 0,02%, годовая держится около 8,4–8,5%. Горячие точки повышенного роста цен, прежде всего на потребительские товары, множатся. Ожидаемое осенью ослабление рубля приведет к подорожанию импортной продукции. Общее инфляционное давление в какой-то степени усилится и за счет декабрьского, предновогоднего оживления спроса.
— Как это все отразится на кошельках потребителей?
— Уже сейчас по отдельным категориям мясной продукции цены за месяц выросли более чем на 1%, по хлебобулочным изделиям — на 0,3%. По бензину — более чем на 1% в рознице, хотя осенью ситуация на топливном рынке, видимо, стабилизируется. Чего не скажешь о продовольствии, детском питании, лекарствах — наиболее чувствительных для населения товарных группах. Расходы на подготовку детей к школе по городам-миллионникам выросли год к году, по разным оценкам, от 9 до 17%. А за последние шесть лет вообще вдвое. Риски усиления инфляции, связанные с дополнительной эмиссией бюджетных расходов из-за дефицита, перейдут и на 2026 год. В каком состоянии экономика в него войдет, непонятно; многое будет зависеть от параметров федеральной казны текущего года и следующей финансовой трехлетки. Замечу также, что история с дефицитом ведет в конечном счете к увеличению процентных расходов на обслуживание государственного долга. В свою очередь, серьезное отклонение от траектории замедления инфляции может вынудить Центробанк не торопиться снижать ставку. Более того, повысить ее с нынешних 18%, вернувшись к значению 19%, если не 20%.
Все это явно не способствует росту деловой активности, которая и без того находится на вялом и зыбком уровне. Что лишь усиливает «круговорот денег в природе»: когда снижается деловая активность, бюджет недополучает доходов, из-за чего растут дефицит, госдолг и так далее. Цепочка понятна. Эти макроэкономические события напрямую влияют на самочувствие населения, которое как минимум не улучшается, вызывая порой ощущение острого дискомфорта. Поэтому риски бюджетного дефицита вполне значимые. Игнорировать их крайне непродуктивно и нецелесообразно.
Жесткий подход
— В конце июня 2025 года президент Владимир Путин утвердил поправки в закон о бюджете, которые предусматривают сокращение расходов на ключевые программы поддержки экономики. В частности, программа развития промышленности недополучит 66,9 млрд рублей от изначально намеченной суммы, поддержки автопрома — 35 млрд, развития высокотехнологичных отраслей — 4,6 млрд. Речь идет об оптимизации расходов, не так ли?
— Да, и текущих, и плановых. Речь идет об оптимизации госрасходов по помесячной разверстке и в целом более жестком подходе к выделению средств бюджетополучателям, особенно по федеральным проектам. У нас в предыдущие годы (да и сейчас эта практика отчасти сохраняется) деньги из госказны уходили на всякого рода непонятные и непрозрачные проекты — без четкого обоснования инфраструктурных и финансовых параметров. Что с ними происходило на самом деле? Может быть, они оседали и прокручивались на банковских депозитах, не отвечая интересам реальной экономики? И вот сейчас от этой практики бесконтрольного распыления государственных финансов мы начинаем уходить, а в 2026 году, видимо, возобладает новый подход. Соответственно в казне будут оставаться свободные деньги, которые могут размещаться на финансовом рынке федеральным казначейством, то есть госорганом. С точки зрения повышения эффективности, равномерности, справедливости использования расходов, оптимизации социальной политики это будет правильно. И это один из очевидных приоритетов в работе по сокращению бюджетного дефицита.
Далее, естественно, встает вопрос об эффективности налоговых льгот, которые на финансовом жаргоне называются налоговыми расходами. Сегодня это триллионные суммы, составляющие, по ряду оценок, до трети всех расходов бюджета. Если отдачи нет, это означает вычет из доходных поступлений. Соответственно, необходимо понять, какие льготы работают, а какие бесполезны. Суть одного из законопроектов, который Госдуме предстоит рассмотреть осенью в рамках большого пакета, состоит в том, что если вы не вкладываетесь в производство, то и льгот вам не видать. Принцип простой: 1 рубль инвестиций = 1 рубль льгот. В 2026 году он коснется всех льготных режимов, территорий опережающего развития, особых экономических зон и так далее.
— А где гарантия, что все эти благие меры заработают и дадут реальный финансовый эффект? И что «сэкономленные» средства избегут нецелевого использования?
— Ответ мы узнаем, но не прямо сейчас. Надо ведь с чего-то начинать структурную трансформацию всей доходной части бюджета, подстраивая ее под задачи экономики и делая более устойчивой. В этом плане есть и другие инициативы. Например, предлагается предоставлять налоговые льготы тем компаниям, которые со своими облигациями выходят на рынки акционерного или долгового капитала и обретают статус публичных. Являясь публичной компанией, вы обладаете приоритетом при заключении госконтракта, при получении госзаказа. В противном случае вам абсолютно не на что рассчитывать.
Кроме того, чтобы минимизировать расходы на финансирование дефицита, необходимо более точечно и взвешенно тратить средства Фонда национального благосостояния. С 2022 года по сегодняшний день из него на инфраструктурные проекты потрачено 4 трлн рублей, и определенный эффект есть. Сегодня бюджет ФНБ уже не просто кубышка, а вполне действенный, оправдавший себя инструмент поддержки экономического развития. Идет также работа по оптимизации механизмов кредитования регионов — там достаточно очевидное ужесточение. Если у вас нет экономически обоснованного проекта, который готов к финансированию, вы новый кредит просто за красивые глаза не получите.
Опасная идея
— Может ли государство пойти на сокращение расходов на оборону, как допустил в конце июня Владимир Путин? По его словам, эти расходы в размере 6,3% ВВП (13,5 трлн рублей) способствуют ускорению инфляции и являются одной из проблем, в том числе для бюджета.
— Да, Путин сказал: «Мы планируем сокращение…». Но проблема в том, что реализация задуманного зависит, как правило, не столько от самих намерений, сколько от внешних, не подвластных ничьей воле обстоятельств — развития событий в украинском конфликте, в мире в целом и так далее. Вся нынешняя геополитическая реальность труднопредсказуема. Тем не менее принцип заявлен. И возможно, у нас появится дополнительный источник финансирования дефицита, если оборонные расходы будут в какой-то степени урезаны.
Кроме того, у нас не решен принципиальный вопрос относительно бюджетного правила, активно дискутируемый и в правительстве, и в экспертном сообществе. Насколько этот механизм эффективен, надо ли снижать цену отсечения для нефти, надо ли сокращать или, наоборот, увеличивать продажи валюты из ФНБ? Одно очевидно: чтобы минимизировать недостачу в федеральной казне, надо регулировать бюджетное правило. Существует довольно популярная точка зрения (звучащая в том числе в правительственных кругах), что не стоит жестко придерживаться закрепленного в бюджетном правиле принципа нулевого структурного баланса: это когда расходы в точности соответствуют доходам, что обеспечивает бездефицитный бюджет на первичном уровне. Мол, ничего страшного, если у нас будет структурный дефицит в размере 0,5–1% ВВП, — недобор легко можно компенсировать за счет увеличения государственного долга, который сейчас невелик, меньше 20% ВВП. Но это опасная идея: мы прекрасно знаем по 1990-м годам, что такое бесконтрольный рост госдолга и чем все заканчивается. Поэтому я думаю, что Минфин сохранит верность принципу нулевого структурного баланса.
— В России введена прогрессивная шкала НДФЛ с максимальной ставкой 22%, повышен до 25% налог на прибыль для бизнеса. По данным ФНС, за январь–июль ненефтегазовые доходы бюджета выросли на 27% год к году, составив 9,5 трлн рублей. Не станет ли это дополнительным предлогом для усиления фискальной нагрузки на предприятия и граждан?
— Предложения повысить налоги звучат постоянно. В частности, приводится аргумент, согласно которому в России уровень налоговой нагрузки в целом ниже, чем в странах, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Однако делать это в нынешних условиях достаточно рискованно: у нас, помимо прочего, существует масса разного рода сборов: утилизационных, экологических, аэропортовых, инфраструктурных. Их столько, что пальцев на руках и ногах не хватит для подсчета. Причем все они растут ползучим образом, устойчиво, шаг за шагом, из года в год. Если государство хочет добиться от бизнеса (прежде всего малого и среднего) большей мотивации и стабильной деловой активности, надо давать четкие сигналы о неповышении фискального бремени. В контексте магистральной цели снижения бюджетного дефицита это, мягко говоря, далеко не последняя задача.